Если вам пообещают знакомство с кавалером ордена Мужества и поведут в ревизионное управление войскового главка, вы наверняка насторожитесь, подумав, что готовится какой-то розыгрыш. После того как по пути начнут рассказывать, что человек, удостоенный столь уважаемой боевой награды, в свободное от службы время с увлечением занимается декоративным цветоводством, подозрения ещё усилятся. И окончательно вы удивитесь, когда из-за рабочего стола навстречу поднимется интеллигентного вида офицер и спокойно представится: «Подполковник Михаил Поляков, старший инспектор-ревизор». Ни занимаемая должность, ни внешний вид, ни увлечения этого человека никоим образом не вяжутся с устоявшимися стереотипами орденоносцев последних кавказских кампаний.
  И тем не менее...

Ты будешь жить в другой стране!

Как только небольшая тыловая колонна внутренних войск втянулась в Джалкинский лес, по ней хлестнули автоматные очереди, дырявя кабины и кузова «Уралов», высекая искры из брони бэтээров. Горохом рассыпавшаяся по обочине пехота дружно ответила огнём.

Лёжа среди бойцов и разряжая один за другим магазины своего «калаша» в негостеприимную «зелёнку», лейтенант Поляков думал лишь об одном: «Вот и съездил ты, Миша, на Кавказ! Весело началась твоя первая командировочка».

...Стать военным ему, что называется, было на роду написано. Дед, Поляков Михаил Андреевич, заслужил репутацию отчаянного рубаки ещё во время Гражданской, сражаясь в 1-й Конной армии. Позже воевал в карельских лесах с белофиннами. Великую Отечественную прошёл от первого до последнего дня. Отец, Поляков Василий Михайлович, отдал военной службе более тридцати лет, вдоволь помотавшись по военным городкам дальних гарнизонов.
Не собираясь изменять семейным традициям, Михаил с детства готовил себя к ратному делу. С мозгами у парня всё было в порядке, силой тоже Господь не обидел: одно время он даже входил в молодёжную сборную Узбекистана по гиревому спорту, параллельно с этим увлечённо занимаясь в секции экзотичного по тем временам карате-до.

В общем, быть бы ему лихим морпехом или десантником, не загляни как-то к ним вечерком на огонёк товарищ отца, начфин одной из частей гарнизона, где служил в то время Поляков-старший. Узнав о желании и готовности юноши подать документы в командное училище, он долго и обстоятельно беседовал с ним и завершил своё напутствие словами:
– Миша, наступают очень непростые времена (на дворе стояла зима 1991 года). Тебе придётся жить и служить в абсолютно другой стране. И поверь моему слову, кроме профессии военного неплохо бы иметь ещё какую-нибудь, которая будет востребована на «гражданке». Например, в сфере финансов.
Михаил прислушался к словам уважаемого им человека. Окончив школу, успешно сдал вступительные экзамены на финансовый факультет Ташкентского командно-технического училища МВД СССР, только что открывшегося и сделавшего, как окажется позже, первый и последний набор курсантов.

...Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. Боевики, не рассчитывавшие на столь организованный отпор, поспешили ретироваться в глубь леса. Узнав, что раненых нет, вся матчасть на ходу, старший колонны дал команду продолжить движение.

Оставшуюся часть леса проскочили на повышенной скорости и устремились к Моздоку. Михаил, втиснутый в стальное чрево БТРа между двумя дюжими сержантами, пытался привести в порядок свои мысли. Одна из них особенно назойливо свербила в мозгу: «А ведь мог служить в Москве!..»
     

«Товарищ вновь прибывший...»

В августе девяносто первого Союз распался. Вскоре после этого красное полотнище на флагштоке Ташкентского училища было заменено государственным флагом суверенного Узбекистана, а его воспитанники поставлены перед выбором своей дальнейшей судьбы. Всего лишь тринадцать из них оказались отобранными для перевода в Ярославское высшее военное финансовое ордена Красной Звезды училище имени генерала армии А.В. Хрулёва. Курсант Поляков оказался в числе этой чёртовой дюжины счастливцев.

На берегах Волги «посланцам свободного Востока» не очень-то обрадовались. Михаил до сих пор помнит «приветственную речь» встретившего их начальника учебного отдела полковника Зубенко: «Товарищи вновь прибывшие, последний из вас будет отчислен самое позднее через два месяца...»

Надо признать, что он был недалёк от истины. Ярославское ВВФУ всегда считалось элитным учебным заведением страны. Конкурс при поступлении огромен, учебная программа сложна и насыщенна до предела. Отсев несправляющихся идёт на протяжении всего обучения. Лейтенантские погоны получают лишь две трети тех, кто за четыре года до этого торжественного события смог пройти через мелкое сито вступительных и семестровых экзаменов. И всё же ошибся полковник: из тринадцати «ташкентцев» пятеро дотянули до выпуска.
Но всё это ещё только должно будет случиться. А тогда, летом девяносто второго, Михаила определили во вторую курсантскую роту, в которую был навечно зачислен капитан Самарин, отличившийся в 1943 году при форсировании Днепра. Он стал единственным представителем финансовой службы в Красной Армии, удостоенным звания Героя Советского Союза. Спрос с воспитанников этого подразделения был особый.

К концу второго года обучения курсант Поляков стал круглым отличником. И оставался таковым вплоть до выпуска из училища, которое окончил с красным дипломом. А написанная им дипломная работа заняла первое место среди всех научных работ выпускников военных учебных заведений России 1995 года.
На основании всех этих заслуг лейтенант Поляков имел право выбрать дальнейшее место службы. С ним он определился задолго до выпуска – отдельная бригада оперативного назначения Приволжского округа внутренних войск. Почему так однозначно? Во-первых, там проходила его войсковая стажировка, за время которой Михаил успел познакомиться со многими будущими сослуживцами, у него появилось уважение к боевым офицерам и прапорщикам, успевшим пройти уже не одну «горячую точку». И во-вторых, в то время в бригаде служил его отец, чьи советы и наставления могли стать хорошим подспорьем для молодого офицера в самом начале служебной карьеры. То, что бригада по большей части уже несколько месяцев не вылезала из Чечни, Михаила не пугало.

Доложив о своем решении в отделе кадров, он спокойно дожидался оформления необходимых документов. Но одновременно с ним выпускался ещё один Поляков, только Константин, изъявивший желание служить в Первопрестольной. И в кадровом органе всё перепутали: Михаилу выдали предписание на Москву, а его однофамильцу – в воюющую бригаду.

Другой бы на его месте смирился с таким поворотом судьбы. Но служба «на паркете» не входила в планы выпускника-краснодипломника. Прихватив с собой выданные бумаги и взяв «на прицеп» впавшего в полуобморочное состояние «двойника», Михаил, потратив не один день на хождение по самым высоким инстанциям, всё же добился восстановления справедливости.

По прибытии в часть ему тут же пришлось сменить парадный китель на полевой камуфляж и с головой окунуться в дела и заботы, за которыми незаметно пролетели остатки лета. Уже в сентябре 1995 года заместитель начальника финансовой службы лейтенант Поляков вылетел в свою первую кавказскую командировку. Если не считать того обстрела колонны по дороге в Моздок, она прошла довольно спокойно.

А вот августовских боёв 1996-го он и приволжская бригада хлебнули, что называется, полной ложкой.
     

«Мы сегодня в аду...»

– К этому времени наша часть выполняла задачи в Грозном,– рассказывает Поляков. – В начале августа я, как офицер управления воинской части, был на усиления одного из блокпостов. Отработав там, возвратился в пункт временной дислокации. 6 августа началось... Практически одновременно атаковали все позиции бригадных подразделений в городе. Пункт временной дислокации регулярно обстреливали из всех видов оружия, особенно резвились «духовские» гранатомётчики, буквально засыпавшие территорию городка выстрелами из АГС-17.

Тяжелее всего приходилось нашим на площади Минутка, бившимся в плотной блокаде – не хватало воды, продовольствия, боеприпасов и медикаментов. К ним прорвалось несколько бронегрупп, но, наткнувшись на плотный огонь, обратно вернуться уже не смогли. Поэтому командование бригады приняло решение пробиваться на Минутку небольшими пешими отрядами.

9 августа в состав одного из них назначили меня. В той ситуации было не до выяснения, кто ты: технарь, финансист, связист или медик. Офицер – значит, иди и командуй солдатами, выполняй задачу вместе с ними. Да и бойцы ведь не в аттестат об образовании смотрят, а на погоны. Раз на плечах звёзды – значит, должен принимать решения, руководить, вести их за собой и желательно со всеми вернуться обратно.

Набили под завязку боеприпасами вещмешки, пошли. Двигались вдоль железнодорожного полотна. Примерно через километр относительно спокойного пути попали под «дружественный огонь» какого-то армейского подразделения. Укрылись за насыпью и остовом перевёрнутого вагона. Лежим, землю нюхаем. А те лупят от души, не жалея патронов. «Э, нет, – думаю, – так дело не пойдёт. Ещё пару минут такого обстрела, и кого-нибудь из наших пацанов точно зацепят!» Выхожу на открытое пространство. Поднимаю автомат над головой, машу руками... Мальчишество, конечно, и глупость несусветная, но что было делать?

В общем, стрельба прекратилась. Поматерились мы с армейцами, потом пожали руки, перекрестились и двинулись дальше. Уже на подходе к Минутке нас повторно обстреляли. На этот раз уже свои, из родной бригады. Пришлось опять вылезать из-за укрытия, семафорить. Благо и здесь всё обошлось. С грехом пополам пробрались на взводный опорный пункт, расположенный в девятиэтажном доме. Доложили о выполнении задачи. Тут же получили новую: остаться в опорном пункте, усилить обороняющийся взвод. Начали обживаться, вникать в обстановку. Первый и второй этажи здания заминированы, на третьем находился дежурный расчёт огневых средств, а все остальные – под самой крышей на девятом этаже. Ничего, воевать можно!

Утро следующего дня едва не стало для меня последним. Выглядываю в окно, а в доме напротив, метрах в семидесяти, маячит чеченский автоматчик. И как раз целится в мою сторону! Только успел отпрянуть от оконного проема и прижаться к стене, как по бетонному полу зацокали пули. И, главное, из комнаты не выскочишь: лупит и лупит через окно, не подпуская к двери. Спасли бойцы, открыли огонь, заставив боевика ретироваться.

Обстрелы велись практически ежечасно и, судя по интенсивности, «духи», в отличие от нас, патронного голода не испытывали. Но особенно донимал нас их снайпер. Меткий, сволочь, и хитрый. Под шумок работал, бил редко, но практически без промаха, доставая наших ребят даже через узкие бойницы. Практически на моих глазах от его пули погиб рядовой Десятников, а несколькими днями позже – мой товарищ старший лейтенант Виталя Блохин...
С каждым новым днём наше положение становилось всё тяжелее. Боеприпасы таяли, количество раненых росло. Мы-то в доме ещё держались. А вот тем, кто оборонял соседние ВОПы, приходилось совсем туго. После двух недель боёв, когда их позиции оказались практически полностью разрушенными гранатомётным огнём, ребята, используя последние боеприпасы, прорвались к нам. Еды и медикаментов уже не осталось, пили грязную дождевую воду, которую собирали через проломы в перекрытиях в чугунные ванны, остававшиеся в некоторых квартирах. С ранеными вообще творилось что-то невообразимое, у многих началась гангрена. Но держались, давая достойный отпор боевикам при каждой их попытке штурмовать здание и всякий раз отклоняя предложения о сдаче в плен.

На следующий день начались переговоры с вышедшим на связь Хункаром Исрапиловым – полевым командиром, на котором лежало общее руководство действиями боевиков в районе Минутки. Я по молодости лет в тех разговорах не участвовал, но точно знаю, что речь шла не о сдаче в плен, а о возможности нашего беспрепятственного выхода к своим вместе с оружием, ранеными и телами павших. Что, в конечном итоге, и произошло 19 августа. За те бои на Минутке я и получил орден Мужества...

Вот такой он – кавалер боевого ордена и одновременно представитель одной из самых небоевых воинских профессий. Финансовый работник, одним словом.

Игорь СОФРОНОВ