Герой Советского Союза ЛЕСКОВЕЦ Виктор Яковлевич
Родился 20 мая 1924 года в деревне Троицк Тайшетского района Иркутской области. В сентябре 1942 года окончил Забайкальское пехотное училище. Служил на Забайкальском фронте в составе 67-го запасного полка, затем в 372-м полку 58-й стрелковой дивизии войск НКВД по охране тыла 1-го Украинского фронта. В июне 1945 года в Польше обеспечивал проезд советской делегации во главе с И.В.Сталиным на Потсдамскую конференцию. После войны служил в Литовской ССР в дивизии внутренних войск. В 1953 году переведен в соединение по охране важных государственных объектов. Уволился в запас в 1971 году с должности заместителя начальника штаба дивизии. Награжден орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями. Полковник в отставке.
В СЕРЕДИНЕ февраля 1943 года меня с сержантом и пятью рядовыми, вооружёнными табельным оружием, вызвали в штаб 67-го запасного стрелкового полка в посёлок Цугуловский Дацан на реке Онон. Там мы получили приказ отправиться в спецкомандировку в штаб Забайкальского фронта в Читу.
На окраине города, на сборном пункте штрафников, была подготовлена к отправке на фронт, в Ленинград, группа в количестве 60 человек: 58 из ГУЛАГа и 2 офицера, осуждённых военным трибуналом при прохождении службы в Монголии. Ознакомившись с документами, я встретился со штрафниками. В их составе были два ведущих инженера водного хозяйства из Якутии, награждённые орденами Трудового Красного Знамени, члены ВКП(б), каким-то образом сохранившие свои ордена и партийные билеты. Остальные были рядовыми тружениками в возрасте до 40 лет. Все гулаговцы для того, чтобы уехать на фронт, писали ходатайства, которые рассматривались судами, и только по их решению в качестве штрафников они могли отправиться в боевые порядки. Таким образом, можно сказать, что они добровольцами ехали из ГУЛАГа на передовую защищать свою Родину, а не стали отсиживать свой срок, как большинство заключённых.
Через три дня мне вручили личные дела штрафников, проездное требование на право проезда в пассажирском поезде и продовольственный аттестат для получения на станциях дважды в сутки горячей пищи. Поздно вечером на автомашине нас отправили на железнодорожную станцию к проходящему поезду Хабаровск–Иркутск. Нас принял военный комендант, расположил в помещении, а сам занялся оформлением билетов. По прибытии поезда свободных мест, тем более в одном вагоне, не оказалось, и комендант был вынужден отправить нас обратно на сборный пункт. Когда вечером мы вновь приехали на станцию, для нас уже подготовили двухосный пассажирский вагон. Наш путь начался.
Первый завтрак, заказанный через коменданта на станции Хилок, прошёл нормально. Нужно отметить, что с организацией приёма пищи почти на всём пути проблем не было, за исключением одного случая, где на станции Александрово стол был накрыт лишь для половины штрафников, а остальные остались голодными.
Трудности возникли с охраной. Вагон прицепной, последний. Кипятка нет, но он есть на каждой большой станции. За ним надо идти штрафникам под охраной. Вагон охраняют с двух сторон. Два ряда штрафников нужно вести в ресторан на станции тоже под охраной. А там другие пассажиры. Сил не хватает, опыта охраны у меня нет.
Видя такую обстановку, ко мне в купе зашли осужденные офицеры и инженеры-орденоносцы, которые ещё на пересыльном пункте познакомились и нашли общий язык друг с другом. Так вот, увидев мою неопытность, они откровенно посоветовали мне упростить охрану: на остановках выставлять только один пост у открытой двери, вторую дверь наглухо закрыть, а главное, меньше сверкать оружием, чтобы люди не чувствовали себя под постоянным прицелом. Убедили они меня и в том, что все штрафники едут на фронт добровольцами, и побег для них — конец всему. Я поверил.
Это подтвердилось через сутки. На станции Улан-Удэ после приёма пищи все собрались в вагоне, и только один штрафник был чем-то озабочен и возбуждён. Оказывается, он каким-то образом ещё в Чите дал телеграмму родственникам, ждал их, а те почему-то опаздывали. И вот трогается поезд, набирая скорость, и тут из здания вокзала появляются его родственники. Можно только представить состояние этого человека и его родных. Это видел я, видели все штрафники. Но он сдержался, даже не попытался соскочить с подножки.
Иркутск встретил нас хорошо. Прошли санобработку, покушали. Нам выделили уже четырехосный вагон в середине состава поезда Иркутск – Челябинск. "Элита" штрафников — офицеры и инженеры — имея деньги, купили с моего разрешения билеты в мягкий вагон. Я несколько раз заходил к ним.
На станции Омск произошёл неожиданный случай. На перроне обращается ко мне группа штрафников с просьбой разрешить проезд в нашем вагоне двум девушкам-студенткам, так как билетов в кассе нет, а им надо ехать. Такая просьба меня удивила и подтвердила мнение об их доброте. На мой вопрос, где же у вас в купе свободные места, они ответили, что потеснятся, но девчат местами обеспечат. Я согласился. Уже в Челябинске девушки подошли ко мне и поблагодарили. Это говорит о многом.
В Челябинске мы задержались. Питание, санобработка были в норме, но военный комендант пассажирским поездом отправить нас не мог.
В эти дни произошли два необычных случая.
Во-первых, мне доложили, что двое штрафников ведут себя как-то подозрительно — уединяются, перешёптываются между собой, как будто что-то замыслили. Моя откровенная беседа с ними ситуацию не прояснила, тогда я обратился через военного коменданта в особый отдел. Оттуда прислали сотрудников, которые забрали их для выяснения обстоятельств. На следующий день они нас догнали и доложили, что прибыли в команду. Оказалось, что особисты, поговорив с ними по душам, не нашли в их поведении ничего предосудительного и отпустили догонять наш поезд, не приставив даже к ним охраны. До Ленинграда они доехали без замечаний.
Это был первый случай. А второй меня "добил" окончательно, когда на одной из крупных станций ко мне обратились два штрафника-инженера из Якутии:
— Командир, разреши сходить в райком партии, нам необходимо уплатить членские партийные взносы. А то как же мы в бой пойдём с долгами перед нашей родной партией.
Я отпустил.
Наконец подошло время отъезда из Челябинска. Комендант нашёл вариант нашей отправки до Москвы в двух вагонах военного эшелона, в котором курсанты военного училища ехали на фронт. Путь в этом эшелоне прошёл в лучшем виде: его принимали на воинские площадки, стоянка была по необходимости, и не нужно было спешить, как с пассажирским поездом, чтобы не опоздать после приёма пищи.
В Люберцах мы покинули эшелон и электричкой прибыли на Казанский вокзал, где нас хорошенько накормили. Дальнейшее отправление было запланировано на следующий день с Ярославского вокзала на Вологду.
В Москве случилось первое и единственное ЧП. Среди штрафников был один офицер — коренной москвич, который попросил разрешить ему навестить родных, обещая явиться к отходу поезда. Я поверил, ведь он был моим помощником в дороге, и без тени сомнения отпустил. Но к отправке поезда он не явился. Скорее всего, его задержал патруль, ведь при нём не было никаких документов. Возможно, он был задержан ещё по пути домой. Других причин не вижу. Дальнейший путь мы проехали без него.
Из Вологды нас отправили эшелоном, следующим до Ладожского озера за ранеными. Кроме нас в одном из вагонов с сопровождающим был вагон с лекарствами. При приготовлении пищи по неосторожности сопровождающего произошёл пожар. Поезд все станции проходил без остановок. Мы видели пожар, но ничего не могли сделать. По-видимому, пожар увидел машинист паровоза и остановил состав в степи. И вот в снежном морозном воздухе команда штрафников под моим руководством быстро начала гасить огонь, вынесла из горящего вагона обгоревшего сопровождающего. Пожар был погашен, путь продолжили уже без остановок до конечной станции "Ладожское озеро".
Прибыли. Строений никаких нет, стоят только холодные военные палатки. После санобработки в одной из них нас начали отправлять на попутных машинах на другой берег озера. В кабину первого же попавшегося грузовика удалось посадить только двух человек. Затем из Ленинграда прибыла колонна автобусов с ранеными, вот на этих следующих обратно машинах мы и переехали Ладожское озеро. Электричкой выехали в Ленинград, на Финский вокзал. Узнав место расположения пересыльного пункта, самостоятельно добрались туда.
Приняли у меня штрафников, а нас, сопровождающих, разместили отдельно. Отправили в баню, хорошо прожарили одежду, накормили, а утром я сдал администрации личные дела своих подопечных, написав подробный рапорт об одном из них, что остался в Москве, с указанием его домашнего адреса.
На этом закончился мой длительный путь со штрафниками в блокадный Ленинград, проходивший не за решетками, а в пассажирских вагонах, как с обычными гражданами.
Через день я решил воспользоваться случаем и посмотреть город, вышел на трамвайную остановку и увидел человек 30 своих штрафников с "покупателями" из частей с фронта. Охраны никакой не было, только один офицер. До прихода трамвая мне удалось побеседовать с ними, несколько остановок мы проехали вместе, затем, попрощавшись, я сошёл с трамвая, а они, мои недавние "попутчики", последовали дальше трамваем на фронт. По их глазам было видно, как они рвутся в бой, чтобы кровью смыть с себя позорное пятно осужденного. Силы духа им было не занимать.
Дня через три со своей охраной: сержантом и пятью солдатами мы проследовали обратно тем же маршрутом до Читы.
Совершая пересадку в Москве, я зашёл в пересыльный пункт, чтобы поинтересоваться судьбой отставшего от поезда штрафника.
Дежурный офицер меня успокоил:
— Не беспокойся, лейтенант. Он уже наверняка на фронте. Других вариантов у него просто быть не может…
По прибытии в Читу на пересыльном пункте отчитался о поездке. Написал объяснительную о случившемся в Москве ЧП, указал фамилию москвича-штрафника, дату его рождения и домашний адрес, куда он собирался съездить.
— Как, брат, вообще ты их по дороге не растерял, мы-то думали, что один до Ленинграда доедешь, — искренне удивился начальник сборного пункта в звании полковника, когда я вручал ему объяснительную. — Молодец, лейтенант, далеко пойдёшь!
Как в воду глядел полковник. После возвращения в свою часть я был повышен в должности — назначен командиром маршевой роты.
